The Guardian опубликовал статью Станислава Аронсона, участника польского сопротивления нацистской оккупации, живущего в Израиле:
Канцлер Германии Ангела Меркель заявила этим летом о том, что «когда уйдёт поколение тех, кто пережил войну, мы узнаем, научила ли нас чему-то история».
Как польский еврей 1925 года рождения, который пережил варшавское гетто, потерял семью в Холокосте, служил в специальном отряде Армии Крайовой, участвовал в Варшавском восстании 1944 года, я знаю, что значит быть на острие европейской истории…
И боюсь, что битва за вынесение правильных уроков из того времени может быть проиграна.
Сейчас мне 93 года, я живу в Тель-Авиве и издалека наблюдаю за тем, как в последние годы диванные патриоты в Польше пытаются эксплуатировать и манипулировать памятью и опытом моего поколения.
Вероятно, они думают, что продвигают «национальное достоинство» и прививают «гордость» молодому поколению, но на деле они выращивают будущие поколения в невежестве, без понимания сложности войны, обрекая их повторять ошибки, за которые было уплачено столь высокую цену.
Но это не только польский феномен: это происходит во многих уголках Европы, и наш опыт несёт в себе уроки для всего континента.
С учётом всего, что я узнал за свою жизнь, я бы в первую очередь призвал будущие поколения европейцев помнить моё поколение людей такими, какими они были, а не такими, какими хотелось бы их видеть. У нас были такие же недостатки и слабости, как и у современной молодёжи: большинство из нас не были ни героями, ни чудовищами.
Конечно, многие делали невероятные вещи, но в основном это происходило только под давлением чрезвычайных обстоятельств. И даже тогда настоящими героями были единицы среди них — и себя я к ним не причисляю.
То же касается и тех, кто тогда презрел всякие рамки морали. Конечно, многие совершили ужасные, непростительные преступления. Но всё равно важно понять, что мы были поколением, которое жило в страхе, а страх толкает людей на страшные вещи. Это невозможно понять, пока вы не испытаете это на своей шкуре.
Во-вторых, не существует такого понятия как «героическое поколение» или «героический народ» — так же, как и злонамеренный или плохой народ. Должен признать, что долгое время я считал, что полякам следует гордиться своими подвигами в войне, — и поэтому, вспоминая о своей службе в Армии Крайовой во время нацистской оккупации, я предпочитал не упоминать о проявлениях равнодушия и нежелании помогать со стороны некоторых поляков.
Но в последние годы, видя, как гордость превращается в самодовольство, а самодовольство — в культ жертвенности и агрессию, я понял, какой ошибкой было не рассказывать о тёмных сторонах прошлого.
Правда в том, что как поляк, еврей, солдат и беженец, я имел дело как с поляками, которые под страхом смерти помогали мне и укрывали меня, так и с теми, кто пытался воспользоваться моим уязвимым положением, а также со всевозможными промежуточными вариантами.
И хотя Третий рейх уничтожил мой мир, именно немецкая женщина спасла мне жизнь и познакомила с польским подпольем. Ни один народ не имеет монополии на добродетель — чего до сих пор не понимают очень многие, в том числе и среди моих израильских сограждан.
В-третьих, не стоит недооценивать сокрушительную силу лжи. С началом войны в 1939 году моя семья бежала на восток и на пару лет поселилась в оккупированном Советским Союзом Львове (ныне Западная Украина). Город был переполнен беженцами, ходили слухи о массовых депортациях в лагеря в Сибири и Казахстане.
Чтобы успокоить ситуацию, советский чиновник выступил с речью, провозгласив, что слухи ложные — сегодня это назвали бы «фейковыми новостями» — и всякий, кто их распространяет, будет арестован. Через два дня начались высылки в лагеря, которые привели к смерти тысяч людей.
Все эти люди и миллионы других включительно с членами моей семьи были убиты ложью. Моя страна и большая часть континента были уничтожены враньём. И теперь ложь грозит не только памяти о тех временах, но и достижениям, которые были воплощены за этот период.
Сегодняшнее поколение уже не может сделать вид, что его не предупреждали или что оно не понимало последствий, к которым может привести ложь.
Противостоять лжи иногда означает иметь дело с тяжёлой правдой о себе и своей стране. Проще простить себя и осудить другого, чем наоборот; но это должен сделать каждый. Я помирился с современной Германией и надеюсь, что все европейцы смогут помириться между собой.
Наконец, не смейте думать, что ваш мир не может рухнуть в один момент, как рухнул наш.
Этот урок может показаться самым банальным, но лишь потому, что он — самый важный. В один момент я наслаждался идиллическим юношеством в своём доме в Лодзе, а в следующий мы уже были вынуждены бежать.
Я вернулся в свой пустой дом через пять лет, но уже не беззаботным мальчиком, а человеком, пережившим Холокост, и ветераном Армии Крайовой, живущим в страхе перед сталинским НКВД. В итоге я переехал в тогдашнюю Палестину, пребывавшую под британским мандатом, и вступить в войну за независимость Израиля — родины, о существовании которой я до того и не подозревал.
Когда приходит катастрофа, оказывается, что все мифы, которыми вы дорожили, на самом деле не приносят вам никакой пользы. Вы видите, что значит жить в обществе без морали, и все ваши ожидания и предрассудки разрушаются на глазах.
А когда всё остаётся позади, вы беспомощно наблюдаете, как со смертью последних очевидцев все эти жестокие уроки медленно, но верно, забываются и вытесняются новыми мифами…
А как вы понимаете уроки Второй мировой войны?